Дайте мне такое дело…

«Как вы судно назовете, так оно и поплывет…» В этом шутливом присловии есть не шутливый, а вполне серьезный смысл. Слова — одежда, если угодно, плоть наших настроений и поступков. Поэтому я и не жалую слово «волонтер», зато с удовольствием произношу: добровольцы.

Может, это из-за старого зарубежного фильма — я посмотрел его в детстве. То была жестокая история о наемниках, именовавших себя как раз волонтерами. Они служили в каком-то охваченном войной африканском государстве. Продали себя, не найдя на родине занятие не столь рискованное и кровавое, но более доходное. Убивать и умирать было их работой. А кого убивать и за что? Да кого прикажут. Таковы правила игры.

Зато с русским словом «доброволец» у меня, как, наверное, у всякого советского мальчишки, связывалась иная цепочка ассоциаций. Я любил песню про «комсомольцев-добровольцев». И знал по именам героев замечательного фильма, что по зову души, а не ради денег строили первые станции метрополитена и первыми выстраивались в очередь записываться в армию, когда на страну напали враги.

Попадали мне в руки и заявления ребят, которые в пятидесятые годы рвались распахивать алтайскую и казахстанскую целину. А если вернуться к песням, то среди самых популярных и звонких была эта — со строчками, обращенными то ли к партии, то ли напрямую к России: «Дайте мне такое дело, чтобы сердце пело…».

Так что не стоит говорить, будто добровольческое движение зародилось у нас вчера, от силы — позавчера. Добрая воля послужить людям на Руси никогда, слава Богу, не считалась исключительным подвигом.

Вот потому, не скрою, размах добровольчества, если угодно, мода на добровольчество, у меня сейчас вызывает некоторую тревогу. Мода-то проходит. Нынче рюшечки и оборочки, завтра о них забывают, потому как все надели брючные костюмы из джинсы. Вот и не хотелось бы, чтобы добровольчество вышло из моды. А опасность такая есть, ежели движение романтиков забюрократизируется, превратится в строчку в чиновничьем отчете, а главное — не будет сориентировано на какие-либо большие цели.

Вот я не хочу, да все равно вспоминаю, как несколько лет назад редакцию день или два терроризировали телефонными звонками: пришлите журналиста, пришлите фотокорреспондента, не пожалейте места для репортажа. Что же должно было произойти, господа? А отряды добровольцев решили покрасить ступеньки присутственных заведений в желтый цвет. Это, понимаете ли, последний цвет, что различают люди, теряющие зрение.

Идея разумная. Вот только зачем создавать столько шума, столько пиаровской суеты? Каюсь, я тогда подумал о старом знакомом, честном предпринимателе и глубоко верующем человеке. Он не просто пожертвовал деньги на церковь в глубинке, но и технику подогнал, и лично следил, как ведутся работы. Я все уговаривал его: давай о тебе напишем. Он отказывался наотрез. Такое на Руси испокон веков полагалось делать анонимно. Стыдно, недостойно было этим тщеславиться, похваляться.

А еще пришел на память праздник, устроенный для детей, больных тяжелым недугом. Его придумал фонд «Дети и родители против рака». Сам праздник проводила бесплатно компания изобретательных ребят, что занимались организацией детского досуга. Измаявшихся в больничных палатах малышей вывезли за город. Бледненьких, худеньких мальчиков и девочек старались вовлечь в веселое сказочное действо, чтобы они хоть на час-другой забыли о боли, об изоляции, тягостных лечебных процедурах. И никто не требовал все это во всех подробностях расписать в прессе, показать по ТВ.

По-моему, в том и заключается суть добровольчества в истинном, чистом виде. Так же как, приведу уж еще один пример, учащиеся из маленькой сельской школы регулярно под предводительством учителя биологии отправляются на берег Дона и убирают мусор, оставленный там любителями отдохнуть на лоне природы. Не ради газетных од. Им просто стыдно, когда их любимую реку поганят беззаботные чужие люди.

У нас объявлен Год добровольца. Еще в прошлом году в Москве собрали аж международную конференцию. Ее организаторы — небезызвестная Высшая школа экономики вкупе с какими-то ооновскими структурами. Побывавший на ней газетчик несколько смутился, когда выступающие сделали упор на финансовую сторону волонтерства: кредиты, облигации, страхование и так далее. Наверное, практичный подход в чем-то оправдан. Однако изначальная тема разговора делала при этом зигзаг. Авторитетные спецы по благотворительности вдруг брались объяснять, что инвесторы благотворительных начинаний имеют законное желание свои денежки окупить. Благие дела благими делами, а рынок рынком.

Автор публикации не скрывает: он рассчитывает, что западный вариант волонтерства все-таки не подменит русское добровольчество, замешанное на душевном порыве, а не на материальной выгоде.

Другой вопрос: государство должно бы озаботиться, чтобы энтузиазм людей был нацелен на масштабные начинания. Кстати, для моих энергичных земляков я готов кое-что предложить. Заметил, что стоматологические учреждения в Липецке лишены пандусов. Зато ступенек, и весьма крутых, там хватает. Да и мало ли у нас других зданий, недоступных человеку в коляске. Ему по пяти ступенькам даже из дома, где он живет, не выбраться из подъезда. Соорудить пандус умельцы в том же доме, конечно, найдутся. Но то будет, пардон, незаконно. На его устройство, как я слышал, требуются разрешения, проекты…

Так может, для начала хлопоты с пандусами, необходимыми не в десятках, а в сотнях домов, и взять на себя добровольцам? Право же, это отнюдь не пустяковая, а очень важная работа. Здесь ведь не обойтись несколькими ведрами желтой краски, которой можно разрисовать ступеньки, а потом отрапортовать о выполнении столь героической операции...